Борис Гребенщиков и "Аквариум" в апреле дадут концерт в Полтаве

Культовая группа «Аквариум» и ее лидер, легенда русского рока Борис Гребенщиков впервые в истории приедут в Полтаву, чтобы подарить зрителям свою сумасшедшую энергетику и море позитива! Цена билетов – от 350 до полутора тысяч гривен.

Гребенщиков известен своей принципиальной позицией, отличной от мнения официального Кремля. По словам директора российского представительства организации Amnesty International Сергея Никитина, сделанному в конце 2015 года, Борис Гребенщиков более 10 лет охотно откликается на призывы этой организации выступить в защиту политзаключенных по всему миру. Подписи Бориса Гребенщикова, по словам Никитина, ускорили выход на свободу троих «болотных сидельцев», калининградских «узников флага» и помогли во многих других случаях. В 2015 году музыкант подписался под письмом к генпрокурору РФ с призывом принять срочные меры и отменить приговоры украинцам Олегу Сенцову, Александру Кольченко и Геннадию Афанасьеву.

Лидер группы "Аквариум" редко дает интервью. Украинскому сайту "Апостроф", несмотря на это, удалось поговорить с легендой незадолго до концерта, который он сыграл в Киеве два месяца назад - 15 декабря минувшего года. Отрывки из беседы, показавшейся нам интересной, мы предлагаем вашему вниманию.

— Как вам сейчас в России живется? Помимо ограничений транспортных, есть ведь еще санкции экономические. Конкретно на вашу жизнь они влияют?

— Вы знаете, не очень. Я все время путешествую. "Аквариум" в дороге примерно 90% времени, либо ездим с концертами, либо занимаемся записью. А в дороге на санкции не очень обращаешь внимание, потому что занят совсем другим.

— Не скучаете?

— Говорят, что для цыгана дом — это вся Земля. А мы по образу жизни — практически цыгане. Привыкли так жить. Вот этот номер, где мы с вами сейчас общаемся, я уже знаю ничуть не хуже, чем свой собственный дом. Поэтому не до скуки.

— Да, вся жизнь — дорога. Только в Киеве вы за последний год трижды бывали.

— Я вам больше скажу, мы приезжаем в Киев по несколько раз в год на протяжении последних 20 или даже 25 лет.

— За последний год это особенно заметно, потому что многие артисты сейчас по каким-то своим соображениям не могут позволить себе такие поездки.

— Почему? Позволить как раз себе могут все.

— Могут, вот только последствия разные бывают. Андрей Макаревич, Земфира — сейчас они чуть ли не враги народа для российской власти...

— Это только для отдельных недалеких людей. А концерты в России и Андрей, и Земфира дают по-прежнему. Знаете, не очень умные люди любят навешивать ярлыки, им так легче. Как меня только не называли на протяжении моей жизни. Много всего было... Вот только ничего это не изменило.

— И вас никогда это не задевало?

— Как видите, я справился.

— А как вы относитесь к тем, кто отказался ездить в Украину с концертами?

— Мне искренне жаль таких людей. Они принимают за чистую монету то, что им все время говорят из телевизора; а думать своей головой перестали. А люди, которые работают на нашем телевидении, тем более, в своем большинстве вызывают мое глубочайшее сожаление. Это люди, попавшие в очень нехорошее положение. Чтобы не лишиться куска хлеба, им приходится забыть про правду и порядочность. А это во все времена приносит печальные плоды.

— Поэтому вы по-прежнему не смотрите телевидение?

— Вы знаете, я брезглив и никакое ТВ смотреть не могу — противно. Я не люблю, когда мне лгут в лицо. Жизнь слишком интересна, чтобы тратить время на такие глупости.

— Буквально на днях появилась фотография, где вы держите плакат в поддержку Олега Сенцова и Александра Кольченко с надписью: "Украинские активисты незаконно лишены свободы в России". Как вы видите дальнейшую судьбу украинских активистов?

— Я подписывал петиции за освобождение этих ребят давно, с самого начала. Я не очень слежу за их судебным процессом, просто считаю, что, если я могу быть полезным в таком довольно абсурдном случае — я должен это сделать. Если мое мнение может кого-то заинтересовать, если я могу помочь людям, которые, судя по всему, не виноваты в том, в чем их обвиняют, то мой долг — попытаться им помочь. Вообще я уже давным-давно, много лет сотрудничаю с такой организацией, как Amnesty International. И часто мне приходят письма от людей, которые, отчасти благодаря моей подписи, были освобождены из тюрьмы. Это греет душу.

— Это можно рассматривать даже как некую особую миссию.

— Никакой миссии в этом нет. Просто, если я могу помочь — я делаю это. Если вы просто идете по улице и можете помочь, что-то сделать для других людей, вы же это сделаете?

— Конечно.

— Ну, вот и я тоже.

— Но это немножко другой уровень все-таки. Сенцов и Кольченко сейчас рассматриваются как политические заключенные.

— Да нет такого слова "политика". Нас водят за нос. Нет, и все. Есть бизнес, а политика — это просто отрасль бизнеса. Они кому-то помешали делать деньги.

— А сейчас у вас есть такое чувство, что вы сможете действительно помочь этим украинским активистам?

— Я ничего по этому поводу не чувствую. Я делаю то, что я могу, и если из этого выйдет что-то хорошее, что бывает в 1 случае из 100 — то слава Богу. Даже если есть всего 0,01% вероятности — все равно нужно пытаться помочь.

— Вас очень любят называть основателем русского рока. А как сейчас там обстоят дела? Кажется, "тяжелый рок навис над ним"...

— Как видите, как меня только ни называли, ну очень по-разному... Что касается "русского рока" сейчас — то я ему не родственник. Мы всегда были сами по себе; за это нас и терпят. Вот только я одного не могу понять: когда Вы говорите "там", что такое "там"? Когда вы слушаете музыку, например, Иоганна Себастьяна Баха, вас очень интересует, в каком княжестве он в этот момент был задействован в качестве капельмейстера? Он все время работал в разных маленьких государствах. И это нормально. Совершенно несущественно, в каком государстве работает музыкант, важна только та музыка, которую он создает. Мне не важно, где сделана музыка, которую я слушаю. Я просто слушаю ее.

— Вы — гражданин мира, не иначе.

— Я не гражданин; я просто человек, живущий на этой земле. Мне нравится бразильская музыка, русская, английская, кельтская; да практически любая. Вообще очень много разных музык нравится. И я не особенно смотрю, в каком месте на Земле эта музыка была создана, мне куда важнее, что она есть и действует на меня. Вы, как мне кажется, постоянно пытаетесь вывести меня на нечто политическое. А мне это не интересно. Почему на музыке должен быть ярлык — "украинская" или "русская"? Или "венгерская"?

— В обществе так принято.

— И что? Неужели вам интересно делать, как принято? Может, интереснее делать наоборот, не так, как принято?

— Но есть ведь еще такие понятия, как государство, нация и многое другое...

— Мы только что с вами говорили о Бахе. Вернемся еще раз. Бах в какой стране жил?

— Да много, где жил. В Германии жил.

— Теперешняя территория Германии тогда была разделена на массу княжеств. И Бах все время передвигался в поисках выгодного места.

— Сейчас так тоже делают.

— Да. Но мы не помним, в каком княжестве он писал какой концерт. Об этом знают только историки музыки. Из чего я делаю вывод, может, это и правда не так существенно? Никому не важно.

— А его гражданская позиция при этом тоже несущественна?

— Вы только что сами поймали себя на вот такой огромный крючок. Расскажите-ка мне, пожалуйста, о гражданской позиции Баха.

— Не о Бахе ведь шла речь.

— Совершенно верно. Но Бах — хороший пример; вы о его "гражданской позиции" ничего не узнаете, даже если захотите. Другой вопрос: вас интересует гражданская позиция аптекаря, который вам отпускает лекарства?

— Если она не будет мне вредить, наверное, нет.

— Вот. А как она может вредить-то? Если он будет вам вредить, значит, он — плохой аптекарь, а не плохой гражданин.

— А как вас украинская публика встречает? Как вам выступается тут?

— В Киеве нас любят очень нежно и душевно. Любят даже больше, чем в Москве или Петербурге.

— А как вы понимаете — больше или меньше любят?

— Я это никак не оцениваю, я это чувствую, физически. Понимаете, я если и отличаюсь чем-то от всех остальных, то только тем, что не хочу произвести впечатление, разговор для меня — возможность сказать что-то и понять, что это правда.

— А что такое правда?

— Лучше всех по этому поводу сказал мой любимый мудрец Кит Ричардс, гитарист группы Rolling Stones: "Говорить правду — изумительное дело, потому что ничего не нужно запоминать". Это прекрасно. И я очень хорошо его понимаю…

Артур ЗАПЕКА